---

XII СВОБОДНАЯ ВОЛЯ

Эрнст Кассирер: «Детерминизм и недетерминизм в современной физике». Кассирер великолепен. Он одинаково талантлив и в науке, и в философии. Он является выразителем общего мнения в современной науке и примером использования «тумана» и той двусмысленности, которая пронизывает труды учёных, посмевших писать о подобных проблемах.

Книга последовательно приводит нас к выводам, изложенным в её последней главе, где Кассирер радикально рассматривает вопрос: является ли неопределённость (установленная квантовой физикой как факт) другой стороной вопроса о свободной воле и связано ли это с этикой. Он, как и бесчисленное множество других авторов, рассмотревших эту проблему, приходит к заключению, что не является и не связано.

Мы, разумеется, считаем, что всё как раз наоборот: и является, и связано. Но из-за того, что мы не можем вести спор в терминах рационализма, поскольку наши оппоненты ведут споры только в этих терминах, мы просто вынуждены или не реагировать на их аргументы, или же встретить их аргументы с «открытым забралом». Это очень тяжело; может быть, даже невозможно. Использование разума, которое связало их мышление, свяжет и нас. Нет ничего лучшего, чем спор «аргумент против аргумента» в рациональных терминах. Но даже если мы выиграем битву, мы не сможем выиграть всю войну. В этом мы убеждались уже не раз.

Поэтому вместо того, чтобы пытаться аргументированно оспаривать вопрос о свободной воле, мы предлагаем заключить перемирие в области философии и тем попробовать восстановить целостное мышление, утерянное нами за годы общения с усложнённостями современной науки.

Попробуем начать со знаменитого постулата Лапласа об «интеллекте», который, получив точную информацию о каждой частице Вселенной, способен предугадать общее развитие всего. Кассирер посвящает обсуждению этого вопроса первую главу своей книги.

Он объясняет, что его попытка обсудить «интеллект» Лапласа сделана потому, что это не подходит к картине Вселенной. Если бы подобное (т. е. восхождение к высшему интеллекту) было подвластно человеческому разуму, это всё равно бы являлось только «одним аспектом тотального бытия». Здесь мы полностью можем поддержать Кассирера, потому что из трёх модальностей — отношения, действия и состояния — всё знание «интеллекта» Лапласа заключено лишь в отношении и оно может объяснить только то, что заключено в самом себе — объективно общий тип информации. Поэтому мы можем сказать, что если даже будет достигнута достаточно высокая мощь интеллекта, то эта мощь сможет воспользоваться лишь одной двенадцатой частью реальности.

Да, таков первый вывод. Но Кассирер далее говорит, что огромные и важнейшие пласты содержания реальности растворяются в небытие, когда мы покидаем ареал идеализированной объективности. Нам тяжело понять эту фразу, но мы по-прежнему настаиваем на том, что у нас есть доступ к этим огромным и важнейшим пластам. Причём не только через другие виды знания — эмоциональные, интуитивные и т. д., но и через четыре вида действия и четыре вида опытов состояний. Фактически, понятие объективной структуры никогда не сможет выйти за рамки своей фатальной предопределённости, заключённой в одной двенадцатой части от общей тотальности всех прочих аспектов.

Возможно, нам следует сформулировать более весомые аргументы для разъяснения этого важного положения, потому что вопрос этот будет подниматься снова и снова в разных обличьях и формах. Разумеется, сам Кассирер понимает недостаточность лапласианского интеллекта. Он описывает в книге, как позднее Хьюм разрушил неуязвимую систему причины и следствия (от которой всецело зависел детерминизм интеллекта по Лапласу) простым вопросом о сомнении в объективности причинности. Скептицизм Хьюма базировался на следующем: мы всё знаем об объективном мире благодаря нашим ощущениям, которые являются местом существования принципа причинности. Другими словами, мы не можем найти подтверждения существования причинности «вне нас». Это — простая вера, а не достоверный факт.

Мы нашли обоснование Хьюма неубедительным. Поскольку необъективность причины и следствия является правдой, потому что это — отношение, которому требуется время, а не та застывшая симметрическая фигура взаимоотношения, которую рисует детерминизм, то это тоже не причина, по которой можно считать её менее «реальной». Фактически же, в соответствии с онтологической схемой, которую мы предложили, соотношение причины и следствия относится ко второму уровню. Это соотношение имеет ту же онтологическую природу, что и время. И находится на том же уровне, где существуют эмоции, ощущения, т. е. всё то, что мы «реально» ощущаем.*

* Читатель может заметить, что мы не пытаемся оправдать аргументы наших философов. Мы просто собираем эти аргументы и встраиваем их в подготовленную нами систему, которая уже предполагает их посыл и поддерживает искомую встроенность.

Итак, на чём же мы остановились? «Шокирующий» скептицизм Хьюма, подтверждающий необъективность причины и следствия, попросту ожидаем. А предположение, что очерёдность причины и следствия следует соответственно понизить в роли, — это просто «уход в сторону» от проблемы. Никто не может отрицать реальность. Один обнаруживает глубокую реальность, более реальную в ощущениях и поэтому онтологически предшествующую такой же реальности, но второго уровня.

Кассирер, однако, так не думает. Он называет невозможность сдаться «вере» в причинность — несовершенством человеческого менталитета. Он понимает, что «мы переходим границы, которые были очерчены для человеческого знания, как только мы даём этой вере хоть какую-то объективную основу».

Мы не можем обвинять Кассирера за путаницу, допущенную Хьюмом; эта путаница будет мучить нас ещё долго. Суть её в следующем: если мы докажем, что Х — необъективно, то следовательно, этого Х нет вообще. Но если Х — головная боль, то ее «необъективность» ни на йоту не уменьшит реальности страданий от боли. Тогда почему необъективность причины должна уменьшать реальность? Вы не находите это таким же маразматическим, как и парадоксы Зенона?

С другой стороны, мы уже видим, что эта ситуация требует приложения к себе трёхчастного оператора, а не анализа. Причина и следствие требует временного протяжения. Вернемся к гл. XI, к отношению огня и поджаривания свиней, где огонь — причина, потому что он — первый. Помните: это — тогда, когда сгорает свинарник и получаются поджаренные свиньи. Целеустремлённый интеллект может перевернуть отношения и зажечь огонь для того, чтобы поджарить свинину. Выходит, что причинность абсолютно необъективна. И это истинная правда. Если бы было наоборот, то мы не могли бы перевернуть порядок действий вообще. Как же нам тогда поджарить свинину?

Кассирер представляет нам Канта. И говорит, что Кант подтверждает высказывания Хьюма, но идёт дальше него в намеченном направлении и увеличивает сферу применения каузальности (причинности) тем, что судит о концепции причины в общем. Кант заключает, что мы не можем с помощью разума постигнуть, как происходят изменения. Задавая самому себе эпистемологический вопрос, Кант называет всеобщее знание трансцендентальным. Но он имеет в виду не сами объекты, а всё то, с чем соприкасается полное знание об объектах. И это знание «предшествует» объективному знанию.

XII СВОБОДНАЯ ВОЛЯ II